События минувшей пятницы снова со всей яркой очевидностью, словно лакмус, показали ситуацию, характеризующую отношение к правам человека — вообще — и к правам ребёнка — в частности. «Задержание» малолетнего в Москве (по одним данным, ему девять, по другим — десять лет, но, в любом случае при таком возрасте он не является субъектом правонарушения в контексте КоАП РФ) при чтении бессмертных строк Шекспира состоялось. Если отбросить такие детали, как явное хамство и неуважение к человеческому достоинству — не только молодого человека, но и вступившейся за него женщины, — налицо все формальные признаки превышения «стражами порядка» должностных полномочий.
Налицо — не просто проявление вопиющей правовой безграмотности со стороны полицейских (надо ж понимать, что вменяемое мальцу «попрошайничество» — это правонарушение, за которое возможно — по закону! — привлекать к ответственности лицо в возрасте от 16 лет и старше), а явное презрение к нормам права и самолюбование собственной значимостью и вседозволенностью.
То применение физической силы и психического давления, которые были применены к «задержанному», явно не соизмеримо с тяжестью проступка, в котором мальчика обвинили полицейские. Обвинили, повторюсь, не имея юридических оснований. Мелькающие в медиа-ресурсах сообщения о том, что якобы представители МВД принесли извинения отцу молодого человека, — малоубедительны (о принесении извинений самому этому мальчугану, даже — ещё не отроку по возрасту, — тишина в эфире). Куда более громогласной и шире распространившейся стала риторика по поводу «попрошайничества»: неужели распространяющие такую информацию представители полиции всерьёз уверены, что подобные «объяснялки-извинялки» никакой здравомыслящий человек не воспримет? Тем более, что, как видно из недавней по времени информаций, ни о каких извинениях и аннулировании протоколов полицейское ведомство не намерено вести и речи. На это указало в выпущенном по данному поводу пресс-релизе ГУ МВД России по городу Москве.
Гораздо серьёзнее — информация о том, что начата доследственная проверка по факту действий вмешавшейся в события «задержания» женщины, которая поначалу называла себя «знакомой ребёнка», потом — «соседкой» и оказалась, по словам целого ряда комментирующих происходившее на Арбате действо, мачехой мальчугана. Надо отдать ей должное, она пыталась его защищать, как если бы этот молодой человек был её собственным сыном. Не особо церемонясь и, как можно понять, не задумываясь о том, что в отношении неё самой может быть начато уголовное преследование за противодействие полицейским (будут ли приняты в расчёт её повреждённые одежда и планшет, как и грубость и хамское «тыкание» — со стороны полицейских?). По недавним данным информагентства «ТАСС» и «Российской газеты», женщине — в соответствии с составленным полицейскими протоколом — грозит административный арест до 15 суток за «неповиновение» полиции.
При этом остаётся, как можно понять, открытым вопрос о том, что покажет проверка (как вскользь мелькнула информация, она тоже начата) органами Следственного комитета России, взявшимися дать правовую оценку действиям полицейских. Насколько правомерно действовали они в данной ситуации, как они её восприняли и как реагировали. Ведь декламирование литературных произведений как таковое, насколько можно понять, нарушением какого-либо законодательного акта не является, к участию в политических акциях — не относится…
Если уж вести речь именно о политических акциях, то уместно обратиться к заявлению, сделанному министром образования и науки РФ Ольгой Васильевой в эфире радиостанции «Говорит Москва». Когда ей был задан вопрос о возможности участия молодёжи в политике, ответ был чётким и однозначным: «Дети должны быть вне политики. Это априори». Это, так сказать, стратегический вывод из событий 26 марта. Правда, напрашиваются другие, конкретизирующие, вопросы. В частности, о том, что такой «аполитизм» не очень-то вписывается в практику правящей партии: попадающиеся (вряд ли — случайно — обнародованные пользователями соцсетей) кадры с детишками детсадовского возраста и с далеко не «детсадовской» политической агитацией от «Единой России» как-то не очень согласуются со словами образовательно-научного министра.
Да и избегает Ольга Васильева (демонстрирующая свою приверженность «советским» педагогическим образцам) признания в том, что в советские времена наименее политизированной организацией воспринимались лишь октябрята, а что касается пионерии и, тем паче, — комсомола, — эти организации были очень даже политизированными. Наверное, это как-то неудобно для неё: по такой логике, куда лучше, чтобы подрастающие поколения впитывали в себя основы каких-либо религиозных культур (как вариант — «светской этики»), чем осваивали бы теорию и практику общественного развития.
Конечно, логику в словах Васильевой уловить можно, когда она утверждала, что 70% опрошенных учащихся не смогли дать внятного определения термину «коррупция». Что ей возразить — опять вспомнить столь неоднозначную советскую эпоху и уже забытое выражение Владимира Маяковского: «Мы диалектику учили не по Гегелю…» Недостаток общего, а не только академического, образования в какой-то мере тогдашним поколениям возмещала жизненная практика. И нынешняя молодежь, хотя бы — часть её, тоже может приобщиться к процессу познания развития через участие в общественных, в том числе — политических, процессах. Говоря о той же диалектике, что и поэт-трибун, можно вспомнить и следующие за приведёнными строки: «…Бряцанием боёв она врывалась в стих, когда под пулями от нас буржуи бегали, как мы когда-то бегали от них».
Безусловно, что можно говорить словами министра Васильевой, мол, «молодёжи в любое время свойственно быть очень любвеобильной и романтической». А можно вспомнить и о том, что в дело Великой Победы, о которой — как о собственном достижении — без умолку, по поводу и без такового твердят сегодня нынешние кремлёвские правители, внесли вклад и мальчишки и девчонки, которым было в ту пору далеко ещё не 18 лет. Причём не только в тылу, у станков и на полях, — но и в составе Действующей Армии, и в партизанских отрядах и подпольном движении. Ведь война-то — совсем не детская игра, и смертельная опасность — на несколько порядков выше, чем на тех или иных протестных акциях. Поэтому попытки законодательно оградить молодёжь от участия в «политике», ввести правовую ответственность родителей за участие подростков в борьбе — всё это очередные потуги обуздать общий настрой, общую волну недовольства практикой режима. Тем более, с учётом психологических особенностей возраста, возможно даже ожидать, что «запретительство» может вызвать противодействие со стороны молодых — куда более мощное, чем действия самих «запретителей».
Волна же «запретительства» хоть и стала меньше, чем в первые после 26 марта дни, когда на несовершеннолетних участников протестных акций обрушился весь гнев со стороны педагогических работников (как можно понять, действовавших не столько по своей воле, сколько по воле их «политических вдохновителей», хотя и факты, называемые юридическим термином «эксцесс исполнителя», тоже вполне можно усмотреть). Но — смысл всех этих, без преувеличения, репрессивных действий остался прежним — в духе литературного персонажа с «говорящей» фамилией Держиморда.
…Что можно сказать? Едва ли такой случай может оказаться последним в ряду. Скорее, одним из… Из тех, что убедительно доказывают: противостояние — обостряется, власть ведёт себя всё более нагло, цинично, презирая Закон, считая себя — высшим законом. Да и общество — поляризуется: всё более очевидны как чинящие беспредел, как дающие отпор произволу, так и равнодушные. И, если последние из названных не определят явно своей позиции, они могут привести общество к краху.
Самое же очевидное — то, что власть пытается играть с народом в далеко не детские «игры» на правовом поле. Но не учитывает, что в какой-то момент может случиться непоправимое. Хотя «сыграть в ящик» желания нет ни у кого.
